Происходящее в Германии по значимости выходит далеко за земельные или даже национальные рамки. Еще в начале 2000-х, когда в Европе начала расти популярность крайне правых партий (пионером стала Австрия, где Партия свободы вошла в правительство в 2000 году, потом последовали президентские выборы во Франции с Жан-Мари Ле Пеном во втором туре), было понятно, что о серьезном повороте в европейской политике можно будет говорить, когда сила соответствующего толка появится в Бундестаге.
По историческим причинам Германия обладала особенно сильным иммунитетом к легитимации таких партий. Точнее, страх перед повторением прошлого – отчасти привитый внешними усилиями во второй половине ХХ века, отчасти органический, основанный на трагическом опыте национальной катастрофы середины столетия, – служил вполне надежным ограничителем.
Знаковый успех националистов случился в 2017 году, партия антииммигрантской и евроскептической направленности «Альтернатива для Германии», основанная в 2013 году выходцами из правого крыла ХДС, набрала около 13% голосов на федеральных выборах, став третьей по значимости политической силой страны после ХДС и Социал-демократической партии (обе понесли потери, социал-демократы – особенно тяжелые).
А после того как в результате очень долгого и мучительного процесса на федеральном уровне была сформирована «большая коалиция» из консерваторов (ХДС/ХСС) и социал-демократов, «Альтернатива» оказалась главной оппозиционной партией Германии.
Тогда же с удвоенной силой зазвучали заклинания, что никогда и ни при каких обстоятельствах приличные политики не будут вступать с крайне правыми ни в какие отношения. С тех пор, однако, «АдГ» последовательно наращивала свое присутствие в ландтагах по всей стране.
Шокирующим стал результат в Баварии в 2018 году, превысивший 10% (доминирующий там десятилетиями и очень консервативный ХСС клялся, что в их земле у «Альтернативы» шансов нет). Еще более заметными стали прошлогодние цифры в восточных землях – около 24% в Бранденбурге и Тюрингии, около 28% в Саксонии. Везде – второе место, в Тюрингии ХДС был оттеснен на третье, в то время как социал-демократы там и вовсе превратились в малую партию.
Успехи крайне правых отражают не столько фашизацию населения, сколько упадок всей партийной системы страны. По сути, в Германии не происходит ничего экстраординарного – проседание народных (то есть массовых) партий фиксируется по всей Европе. Больше всего страдают социалисты, превратившиеся, например, во Франции едва ли не в маргинальную силу, но и умеренные консерваторы последовательно теряют поддержку.
Причин тому много – от кризиса руководства классических политических сил до изменения структуры общества, которой больше не соответствует привычное партийно-идеологическое деление. Немецкие социологи с начала века указывают на то, что в обществе растет количество граждан, оказавшихся вне деятельности привычных партий – это нижний сегмент среднего класса, который сползает вниз и по уровню доходов, и по социальной реализации. Традиционные социал-демократы к ним не обращаются, потому что их электорат – те, кто преуспел благодаря «социальной рыночной экономике» (а не те, кто постепенно выпадает из нее). А правые – консерваторы и либералы – заведомо обращены к успешным слоям.
Ответом политиков на меняющееся общество стала не попытка обратиться к появляющимся новым группам, а возобладавшее после холодной войны и прекращения идеологического противостояния торжество центризма. Партийные программы, ранее имевшие сущностные отличия по экономическим, социальным и до некоторой степени политическим сюжетам, стали почти неотличимы – левые и правые, каждые со своей стороны, сместились к центру.
Целью было охватить как можно большее количество избирателей, но в какой-то момент результат стал получаться обратным. У голосующих возникло ощущение, что сменяющие друг друга партии отличаются названиями, но не проводимым курсом. Тем более что глобализирующаяся среда действительно загоняла правительства во все более жесткую колею взаимозависимости и сужения пространства для маневра на национальном уровне.
Стирание идейных различий в той или иной степени свойственно большинству стран, но в Германии, как и положено в тамошней культуре, процесс принял логически законченную форму. Создание «большой коалиции» ХДС/ХСС и СДПГ под руководством Ангелы Меркель формализовало слияние прежних оппонентов, лишив социал-демократов собственного политического лица.
Личность канцлера – человека, всем своим поведением олицетворяющего лозунг «умеренность и аккуратность», только подчеркивала целостность политической модели. Иные настроения – даже не радикальные, а просто более четко маркированные – вытеснялись на маргиналии. Но вдруг оказалось, что именно эта позиция благоприятна для того, чтобы выстрелить в условиях перемен. Это касается не только крайне правых, но и «Левых», а в немалой степени и «Зеленых».
Фрагментация политического ландшафта, неизбежная по мере ослабления больших партий, привела к тому, что процесс формирования устойчивых коалиций очень осложнился. А попытки выйти из клинча посредством новых выборов дают либо тот же, либо еще худший результат (самые яркие недавние примеры – Израиль и Испания, но этот феномен присутствует во многих странах).
Соответственно, то, что случилось в Тюрингии, будет воспроизводиться. Крайне правые занимают в Германии (и некоторых других государствах ЕС – Италии, Австрии, теперь уже и в Швеции) такую долю политического пространства, что игнорировать их просто уже невозможно, несмотря на жесткие заявления о недопустимости «социализации» ксенофобских сил.