елорусское общество давно переросло своего бессменного правителя с его сельским популизмом. Но в ситуации, когда режим в своем развитии безнадежно отстает от общества, нет ничего необычного. Особенно если сохранению такого режима способствуют геополитические расклады.

Максим Саморуков

10 августа 2020

Кажется, что Лукашенко всё. Только что он был вечным и неуязвимым и вдруг слинял в два дня. Стал устаревшим, неуместным, изношенным – никому не нужным даже в Ростове. Европа грозит санкциями, Россия шлет вагнеровцев, и даже объявленные им 80% голосов на вчерашних выборах легко списываются на фальсификации. Ночные протесты разгоняют, интернет блокируют, но надежды сильны, что в белорусском режиме что-то необратимо сломалось, и если не прямо сейчас, то скоро все закончится.

Активнее всего ощущение, что наступили последние дни, создает сам Лукашенко. В своих надрывных речах он без разбору громит то Россию, то Запад, то предателей в собственном госаппарате и белорусском обществе, так что в результате кажется, что он остался на целом свете один-одинешенек. Но если попробовать поискать признаки скорого конца за пределами президентских выступлений, то их найдется совсем немного.

Лукашенко всегда очень нервничает и чудит, когда ему приходится проводить выборы. Эти перегибы на эмоциях немало осложняют ему жизнь и во внешней, и во внутренней политике. Но в базовых вопросах он по-прежнему действует неуклюже, но эффективно с точки зрения собственного выживания.

Россия и Запад могут быть сколь угодно утомлены и раздражены капризами белорусского лидера, но они не видят ему альтернативы и уверены, что рисков от крушения его режима получится куда больше, чем выгод. А в одиночку белорусская оппозиция вряд ли сможет собрать достаточно ресурсов и влияния для смены власти.

Снаружи не хотят

Ни Евросоюзу, ни США сейчас нечего предложить Белоруссии, что могло бы хоть как-то уравновесить ее зависимость от России. С нынешними разладами и кризисами Западу вообще не до смелых проектов на постсоветском пространстве. Главная цель – не стало бы хуже. А свержение Лукашенко вполне может это хуже спровоцировать – например, в виде российской интервенции по украинской модели 2014 года.

Лукашенко эти страхи не особенно изящно, но старательно поддерживает. Никогда раньше он не говорил о российской угрозе так жестко и так часто, как в эту кампанию. А уж арест людей под всемирно известным брендом «Вагнер» должен был подтвердить самые мрачные опасения Запада.

После такого накладывать санкции на белорусский режим будет неудобно даже в ответ на жэстачайшый разгон протестов. Потому что поди разбери, где тут Лукашенко нарушает права человека, а где вносит посильный вклад в общее дело борьбы с гибридной российской угрозой.

Даже символические санкции со стороны Запада вряд ли последуют после выборов. Слишком обидно будет в очередной раз уничтожать тот небольшой прогресс, которого удалось добиться в отношениях с Белоруссией в последние годы.

К тому же и сам Лукашенко не первый раз замужем и на этих выборах старался лишний раз не подставляться. Оппозиционных кандидатов пересажали еще до официальной регистрации, политических партий за ними нет, обвиняют их не по политическим статьям – какие из них политзаключенные? Так что если дело не дойдет до стрельбы по толпе, то на Западе с радостью забудут нынешние брожения и быстро вернутся к кропотливой работе по осторожному и постепенному сближению Белоруссии с западными стандартами.

Белорусское общество давно переросло своего бессменного правителя с его сельским популизмом. Стране, где IT – одна из главных статей экспорта, а количество шенгенских виз на душу населения самое высокое в мире, нужна куда более сложная и гибкая политическая система, чем может предложить Лукашенко

Россия, со своей стороны, была бы рада посмотреть, как Лукашенко сорвется из-за нервной кампании, наворотит недопустимого и сам сожжет себе все пути отступления от давления Москвы. Но это совсем не означает, что в Кремле хотели бы смены власти в Белоруссии.

Полная силовая аннексия страны – затея сомнительной полезности и вряд ли осуществима. А значит, для России Лукашенко по-прежнему незаменим, потому что любой другой человек на посту белорусского президента, какой бы пророссийской ни была его/ее риторика до избрания, будет иметь несравнимо больше возможностей для налаживания отношений с Западом.

На этих выборах, в отличие от предыдущих, белорусские оппозиционеры попытались учесть озабоченности Москвы и выглядели куда более дружественными к России кандидатами, чем сам Лукашенко. Но армянский сценарий в Белоруссии все равно невозможен. В 2018 году Кремль не стал влезать во внутриполитические разборки в Армении, уверенный, что карабахский конфликт и так надежно гарантирует неизменность внешнеполитического курса страны.

В случае с Белоруссией, единственной из шести постсоветских стран общего соседства с ЕС, таких конфликтных гарантий нет. Ограничительные функции Карабаха, Донбасса и Приднестровья может выполнять только токсичная фигура Лукашенко на посту президента. Убери его, и на месте последней диктатуры Европы окажется небольшая, упорядоченная и довольно благополучная страна, которая лучше всех на постсоветском пространстве готова вступать хоть в ЕС, хоть в НАТО.

Внутри не могут

Без внешней поддержки ожидать от белорусской оппозиции политических прорывов не приходится – вряд ли она сможет добиться раскола в правящей элите или в среде силовиков. В отличие от многих других постсоветских республик в Белоруссии нет могущественных олигархов, которые перемещаются между постами министров, губернаторов и глав парламентских фракций, требуя от власти своей доли ресурсов.

Когда белорусский высокий чиновник лишается поста, а капитан бизнеса – ценного актива, то они не создают собственные партии, не организуют протесты и не начинают информационную войну против президента, чтобы шантажом пробить себе путь обратно во власть. Вместо этого они облегченно вздыхают, что на этот раз обошлось без того, чтобы их отправили в тюрьму или поднимать убыточный колхоз где-то в провинции.

Белорусская оппозиция хоть и продемонстрировала во время нынешней кампании куда больший потенциал, чем когда-либо раньше, даже близко не располагает теми финансовыми и медийными ресурсами, которые были у успешных оппозиционеров Украины, Грузии или Молдавии. Пока их возможности далеки от того, чтобы создать протестное давление, достаточное, чтобы расколоть белорусский госаппарат, сплоченный репрессиями и ультрастуком.

То же самое касается силового блока. Белоруссия – не Украина, где силовики со времен досрочной отставки Кравчука сами решают, какие приказы президента им выполнять, а какие – не стоит. Несмотря на постоянные междоусобные войны, Белорусские силовые структуры не давали серьезных оснований усомниться в их лояльности Лукашенко за все 26 лет его правления, а любые намеки на своеволие быстро и жестко подавлялись.

Даже в непростые годы середины 1990-х еще молодой и не освоившийся белорусский президент мог приказать разогнать силой не только протест, но и парламент с всенародно избранными депутатами, и приказ исполнялся. Неясно, почему по-другому должно быть сейчас, когда силовики стали одной из самых благополучных и привилегированных частей белорусского общества.

Наконец, сами белорусские протестующие – это не столько украинский Майдан, сколько российская Болотная. Большинству из них есть что терять, а их претензии к Лукашенко в основном политические и даже эстетические.

По сравнению со многими другими постсоветскими государствами в Белоруссии нет ни крайней нищеты, ни озлобляющего латиноамериканского расслоения, ни радикального антироссийского национализма. А без таких стимулов людей трудно заставить рисковать карьерой, а то и жизнью в битвах с ОМОНом.

Конечно, в Белоруссии накопилось немало усталости и раздражения из-за бесконечного правления Лукашенко. Но для усмирения такого протеста хватит нескольких громких уголовных дел со сравнительно короткими сроками. Десятки тысяч задумаются над возможными рисками и вернутся к привычной жизни, которая у многих протестующих не так уж сильно отличается от европейской во всем, кроме политических свобод.

Белорусское общество давно переросло своего бессменного правителя с его сельским популизмом. Стране, где IT – одна из главных статей экспорта, а количество шенгенских виз на душу населения самое высокое в мире, нужна куда более сложная и гибкая политическая система, чем может предложить Лукашенко. Но в ситуации, когда режим в своем развитии безнадежно отстает от общества, нет ничего необычного. Особенно если сохранению такого режима способствуют геополитические расклады.

Околофашистские диктатуры Южной Европы выглядели анахронизмом еще в 1940-х, после окончания Второй мировой войны. Но это не помешало им простоять еще тридцать лет, пока коммунистическая угроза не спала. Также и Лукашенко может еще долго сидеть на линии геополитического разлома, пока Западу и России не надоест соревноваться за влияние на постсоветском пространстве.