Не удивила европейцев и первоначальная реакция
Кремля, который счел эпидемию удобным предлогом для проведения квазиреферендума о внесении поправок
в российскую Конституцию, позволяющих Владимиру Путину оставаться у власти до 2036 года. Но
постепенно и Кремль стал адаптироваться к меняющимся условиям.
Однако самоуспокоенность
демократических стран продолжалась недолго. От начального отрицания Китай перешел к масштабной
мобилизации, которая, судя по всему, позволила сдержать эпидемию. А в Европе забеспокоились, смогут
ли их правительства вовремя сорганизоваться для того, чтобы «сгладить кривую» распространения
вируса. Драгоценное время для подготовки уже было упущено, но европейские политические лидеры
осознали это слишком поздно.
В странах ЕС коронавирус привел к очень разным политическим
последствиям. Через две недели после того, как Европа превратилась в эпицентр глобальной пандемии,
две ирландские партии, которые всегда были в оппозиции друг к другу, согласились создать
коалиционное правительство. В Бельгии переходное правительство получило широкие полномочия для
борьбы с вирусом на шестимесячный срок. В Германии политические партии выразили готовность
поддержать Ангелу Меркель и отказались от приверженности «черному нулю» (то есть бездефицитному
бюджету).
В то же время в Венгрии премьер-министр Виктор Орбан воспользовался ситуацией,
чтобы перейти к полномасштабному авторитарному правлению: опираясь на конституционное большинство
своей партии, он приостановил работу парламента и получил полномочия править посредством декретов,
затыкая рты недовольным. В Эстонии, Латвии и Румынии правительства хотят использовать кризис для
того, чтобы снять с себя обязательства, которые налагает на них Европейская конвенция по правам
человека.
Коронавирус влияет на каждое общество и его политические институты. На первом
этапе власти раздумывают, что делать. Когда эпидемия обрушилась на хронически нестабильную Италию,
где политики пытаются обратить любую информацию в политические очки, премьер-министр Джузеппе Конте,
руководствуясь добрыми намерениями, но плохими советами, стал совершать одну ошибку за другой.
Италия оказалась первой европейской страной, ставшей жертвой неумелого кризисного управления.
Президент Франции Эммануэль Макрон, опираясь на авторитет науки и статистики, заявил: «У
нас идет война», и мобилизовал все человеческие и материальные ресурсы, чтобы спасти жизни, пускай и
через государственное принуждение, – но только после того, как состоялся первый тур муниципальных
выборов. Вышедшая из ЕС Великобритания пыталась дистанцироваться от творившегося на континенте и
сохраняла спокойствие, однако вскоре блеф премьер-министра Бориса Джонсона стал вызывать все больше
вопросов, что вынудило правящую партию отнестись к ситуации с должной серьезностью.
Через
три с половиной месяца после начала эпидемии в Ухане количество смертей в Европе превысило китайские
показатели. Правительства большинства государств ЕС все активнее копируют меры азиатских стран, у
которых уже есть опыт борьбы с вспышкой атипичной пневмонии. То есть максимально ограничивают
свободу передвижения, чтобы ослабить нагрузку на больницы. Еще недавно столь жесткие меры в Европе
было невозможно представить.
Но такая инстинктивная реакция ради самосохранения – только
одна сторона медали. Вспышка коронавируса также возвращает большинство европейских стран к политике,
основанной на фактах, отодвигая на задний план любителей дезинформации, популистов и прочих бойцов
киберфронта. И хотя степень проникновения вируса в разных странах ЕС различается, все очевиднее
становится необходимость кризисного управления на общеевропейском уровне.
